– Где он сейчас? Мы с ним не встречались, хотя я был в роте.

– А капитан убыл в длительную командировку в Севастополь.

– В Тринадцатую пехотную дивизию?

– Точно так, Игорь Алексеевич. Дивизия у нас уже в печенках сидит. Тоже мне, морской десант! А сами ничего не умеют, приходится их учить даже бороться с качкой.

Продан продолжил расспросы:

– А кто еще имел доступ к плану?

– Писари имели.

– Ваши, батальонные?

– Да. Вот я узнаю руку ефрейтора Фанариоти.

– Он еще служит?

Делопроизводитель помотал головой, в соответствии с фамилией рыжей:

– Вышел в отставку в марте. Я встретил недавно Спиридона на Екатерининской угол Базарной. Он формально альвичек, а на самом деле шмуглер.

– Простите, вы не могли бы перевести с одесского на русский? – улыбнулся штабс-капитан.

– Да, конечно. Альвичек значит торговец халвой. Это наружное занятие Фанариоти. А в действительности он шмуглер, то есть контрабандист.

– Вот как. И чем же сейчас промышляет отставной ефрейтор?

Рыжак нахмурился:

– Вас и это интересует, Игорь Алексеевич? Помимо шпионажа.

– Давно догадались про шпионаж?

– Почти сразу. Дураком надо быть, чтобы не догадаться. А я, простите, умный.

– Почему вас насторожил мой вопрос про контрабанду?

– Видите ли, Игорь Алексеевич… В Одессе занятие контрабандой считается вполне достойным, даже уважаемым. Таковы старинные традиции: многие богатейшие фамилии сколотили состояния на этом. Сейчас, конечно, масштаб не тот, но люди куют копеечку. И если вы хотите преследовать Спиридона, вредить ему, то я не смогу вам в этом помочь. Извините.

Продан закрыл плотно дверь и подсел к коллежскому секретарю.

– Ефим Григорьевич. То, что я вам сейчас скажу, большой секрет. О нем знает из местных лишь генерал-майор Калнин. Теперь узнаете и вы.

– А может, не надо?

– Вам знать? Надо. Иначе вы мне не поможете. А один я не справлюсь, мне нужны порядочные и умелые люди, как вы.

Рыжак нахмурился. Если хвалят, значит, дело плохо…

Штабс-капитан оглянулся на дверь и продолжил:

– Вы сами сказали, что в отчете по минным полям отсутствует первый лист. Помните?

– Разумеется.

– Так вот, мы его нашли.

– Где?

– В Петербурге, в секретном донесении германского шпиона.

Выкрест на глазах покрылся красными пятнами:

– Не думаете ли вы, что это я продал секрет?

– Если бы мы так думали, я бы говорил с вами иначе. И не здесь, а в военной тюрьме.

Рыжак помолчал, затем прошептал:

– Ну теперь мне понятно…

– Что вам понятно, Ефим Григорьевич?

– Ваши расспросы и вообще… То есть на самом деле начальство не мобилизационную готовность проверяет, а ищет предателя.

– Именно так. Помогите нам в этом. Я выполняю секретное распоряжение лично военного министра. Все, кто окажет содействие, будут отмечены.

– Но при чем тут Спиридон Фанариоти?

– Мы думали, что изменник в штабе округа. Но первый лист пропал из вашего экземпляра! Значит, он, продажная душа, здесь. Был, а может, и сейчас служит. Сколько писарей в штате батальона? Семь, если считать сверхштатных?

– Семь, – вздохнул Рыжак. – Бумажной волокиты очень много. Чем дальше, тем больше. Мы уже на пределе, а из штаба все шлют и шлют новые запросы. Приходится брать из строевых солдат наиболее грамотных и привлекать их к переписке.

– Семь писарей. Сколько времени уйдет у меня на их проверку? То-то. А Спиридон Фанариоти восьмой. Упростите мне задачу. Если он не связан с германской разведкой, пусть занимается своей контрабандой, мы его не тронем. Нас интересует другое.

– Понимаю. Что я должен сделать?

Продан облегченно вздохнул:

– Ну наконец-то. Мы договорились? Тогда в первую очередь вы должны рассказать мне о лицах, допущенных к секретам в Одесском морском батальоне. Начните с Фанариоти. Ведь именно он переписывал отчет.

Ночью сыщики и контрразведчик снова встретились. Штабс-капитан рассказал о своих открытиях. Первый лист плана отсутствует. Ну и что? В письме фон Циммермана был не сам лист, а перерисовка с него. Секретный доклад исполнял писарь, который после демобилизации стал контрабандистом. Обычное для Одессы дело… Вдруг лист похитили для отвода глаз? Чтобы навести подозрение на батальон. А перерисовали его в штабе округа и оставили на месте, в докладе.

Дознаватели разделили обязанности. Продан, как человек военный, пойдет в пограничную стражу, расспросит о контрабандистах там. Имеются ли у пограничников данные на Фанариоти? Как вообще обстоят дела с контрабандой? Не мелькал ли где немецкий след?

Азвестопуло подрядился зайти с другого конца, через таможенный округ. Что там известно насчет отставного писаря?

Лыков взял себе сыскное отделение – и оплошал. Утром следующего дня он встал, чтобы отправиться к Черкасову. Но едва сделал несколько шагов к умывальнику, как его повело. Голова закружилась так, что сыщик едва не упал. Перед глазами поплыли зеленые и красные круги, ноги стали ватными, и заломило в том виске, по которому несколько дней назад чиркнула пуля. Контузия! Этого только не хватало. Алексей Николаевич уже испытал на себе, что некоторые контузии дают о себе знать не сразу. Иногда через несколько лет, иногда через сутки. И сейчас придется лечиться, а не бегать по притонам.

Коллежский советник телефонировал помощнику. Встревоженный Азвестопуло примчался, глянул на бледное лицо шефа и повез его в Новую городскую больницу.

Новая больница в Романовке считалась гордостью Одессы. Лестницы в ней были мраморные, стены облицованы фаянсовыми плитками, а полы в операционных и ванных выложены мозаикой. Больница копировала знаменитое заведение в Будапеште и была рассчитана на восемьсот коек. Лыкова долго водили по ней и окончательно измучили. Сергей поместил его в отдельную палату неврологического отделения, на улучшенном продовольствии. Обычное лечение для приезжего стоило тридцать рублей в месяц, а с улучшенным питанием – целых сорок восемь. Но чего жалеть? Лесное имение прокормит.

Так Алексей Николаевич временно выбыл из игры. Его помощники взялись за дело по своему усмотрению.

Продан явился в штаб Пятого округа Отдельного корпуса пограничной стражи. Представился начальнику штаба полковнику Байкову, но тот долго слушать его не стал. ОКПС хоть и являлся военной частью, но подчинялся министру финансов. От письма военного министра полковник просто отмахнулся. Сказал, что его люди лучше всех, от контрабандистов только перья летят. Но детали лучше запросить в Одесской бригаде.